Служение vs профессии?

Началось общецерковное обсуждение проекта документа «Профессии, совместимые и несовместимые со священством», подготовленного комиссией Межсоборного присутствия по вопросам церковного управления и механизмов осуществления соборности в Церкви. Проект направили в епархии для получения отзывов, а также опубликовали с целью дискуссии на официальном сайте, в блоге Межсоборного присутствия, на портале «Богослов.ru». Возможность оставлять свои комментарии предоставляется всем желающим. Своим мнением о поднятой в документе теме поделился протоиерей Александр Суворов (Казахстан).

Одним из проявлений подлинного акта соборности церкви, несомненно, следует считать участие всех церковных сословий в принятии решений, имеющих правовые последствия на всех членов Церкви. Отрадно, что на электронном ресурсе Межсоборного Присутствия, перед принятием важные проекты выкладываются на всеобщее обсуждение. Это можно расценивать как элемент проявления соборности.

Итак, для общественного обсуждения представлен проект «Профессии, совместимые и несовместимые со священством». Однако документ, в основном, говорит о несовместимых профессиях – о совместимых упоминается больше по принципу исключения.

Для того, чтобы понять законопроект, необходимо уяснить причины, его вызывавшие. Важно понять, какая необходимость привела к появлению проекта. Затем – на какую территорию он распространяется. Как учитывать социальные особенности жизни в других странах, где священнослужители просто вынуждены работать? В «дальнем зарубежье» мы получим лишь отток клира в другие юрисдикции.

Авторы приводят цитату из послания Апостола Павла, поясняя ее: «Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9. 13-14). Тем самым апостол указал на обязанность христиан содержать своих пастырей, чтобы освободить их от изыскания средств на содержания себя и своих близких от иных видов деятельности.

Документ написан для священнослужителей, а в цитате объективно – об обязанностях мирян. Что же мы имеем на практике? Большинство современных прихожан, (особенно т.н. потенциальный электорат) вовсе не считают, что они должны содержать священнослужителей. Ну, понимают (и то не все) обязанности по содержанию храма. Большинство же, напротив, считают, что церковь всем должна и вообще непонятно, почему она берет за что-то деньги. Это с одной стороны, с другой же – постоянные справедливые просьбы сотрудников храма и певчих об увеличении жалования. Что делать священнику, если приход его не содержит? Ведь следует понимать, что прихожане сейчас едва-едва обеспечивают коммунальные платежи и зарплаты. Откуда деньги? В основном из спонсорских средств. Если спонсоры – личные друзья священника, они обеспечивают и его потребности. Но опять же, данная практика не имеет широкого распространения. Зачастую священники вынуждены ожидать, когда их пригласят на отпевания, освящения и другие требы, дабы содержать свои семьи.

Не имеющие спонсорской помощи священнослужители должны изыскивать средства на содержание. Петербургский протодиакон Константин Маркович, обсуждая проект, совершенно справедливо замечает: «В данной реальности активный поиск источника дохода ради стремления обеспечить семье достойный уровень жизни вряд ли можно характеризовать как ˚корыстолюбие" и "гнусную страсть к наживе". Стремление доставить себе и семейству своим трудом все необходимое абсолютно оправдано и похвально с точки зрения христианской морали. Тем более, если человек успевает совершать положенные богослужения, добросовестно выполняет возложенные церковные обязанности и послушания». И вот, по замыслу авторов проекта, как замечает уважаемый протодиакон, «клирик, имеющий патент на законную деятельность, платящий налоги и обеспечивающий свое семейство, а зачастую и нужды своего храма за свой личный счет, должен нести канонические прещения? А что лучше, если он шарлатанствующим "младостарцем" станет?» – и такой путь, к сожалению, имеет распространение в среде священства.

Рассмотрим проект с точки зрения юриспруденции в отношении законотворческих принципов. Как отмечено выше, радует, что соблюден принцип гласности, означающий, что обо всех стадиях законотворческого процесса общество своевременно информировано, – проект выставлен на обсуждения. Тем не менее, зная отношение к инициативам снизу, пока рано судить о полном соответствии этому принципу.

Нормальное, социально здоровое законодательство – не произвольный набор того или иного количества нормативов. Каждый модус имеет конкретные логические предпосылки. Любое, самое незначительное противоречие в законодательстве – это функциональная «дыра», деформирующая и дестабилизирующая правоприменительный процесс. Авторам проекта следует признавать и принцип модальной сбалансированности, регулирующий права и обязанности любого документа, а особенно такого важного. Имеет значение адаптация сложившейся практики: центральная особенность контекста – секулярный мир. Древние каноны писаны во времена совершенно иного общества, построенного на других принципах общественных отношений. Сейчас необходимо формулировать принципы существования Церкви, епископов, клира и мирян в секулярной среде. Авторам проекта не стоит определять права через форму, т.е. через закон.  Широко известно узконормативное понимание права, предложенное в свое время небезызвестным А.Я. Вышинским: право есть совокупность законов. В основе этого формального определения лежит так называемое легистское правопонимание, отождествляющее право и закон: не следует пытаться изменять содержание отношений так, как угодно законодателю.

Вот, к примеру, что означает запрет на занятие священника ветеринарской деятельностью. Но позвольте, а если священник содержит животных, особенно же в отдаленных регионах, – он ведь там сам и ветеринар, и фельдшер. Или авторы считают, что вообще ветеринарская деятельность связана лишь с пролитием крови (гибели животного)? В ветеринарии хирургия не носит основного элемента, а животное может погибнуть в том числе из-за неумышленной вины хозяина. Ну, а как же тогда вообще рассматривать нравственный аспект работы ветеринара? В проекте не совсем понятная позиция: создается впечатление, что авторы ставят акцент на сам факт пролития крови, что имело значение в античном мире и, несомненно, повлияло на каноны. Служители Бескровной Жертвы крайне ревностно дистанцировались от жертв кровавых как пережитков ветхозаветного обряда, к тому же отвергали обвинения в каннибализме, изрядно приписываемые им благодаря деятельности гностических сект (см: Штрак Г.Л. Кровь в верованиях и суевериях человечества. Спб. 1995 стр. 29-33).

В отношении занятия священнослужителя врачебной практикой. Здесь, с отсылкой к древним канонам, тоже ставится акцент на запрет «пролития крови». Этот фактор связан с особым отношением к самой субстанции – крови, имевшей в античном мире, как сказано выше, сакральное значение. Авторы проекта, объясняя запрет на врачебную деятельность, пишут: «Несчастный случай во время операции подвергает хирурга обВИНению в невольном убийстве».  Ключевое слово – «вина». Римское право знало две формы вины:

• умысел (dolus), когда субъект предвидит наступление результатов своего поведения и желает их наступления;

• небрежность, неосторожность (culpa), когда субъект не предвидел результатов своего поведения, но должен был их предвидеть.

Ни одно из приведенных определений не подходит к формулировке «несчастный случай» (casus). Для понимания этих вещей весьма важен принцип римского права casus a nullo praestatur – за случай никто не ответственен. Правовая наука вообще противопоставляет понятие вины и случая. «Случай [несчастный] – это факт, который наступает не в силу направленной на него воли лица и поэтому не может быть предусмотрен при сложившейся ситуации и требуемой правом заботливости относительно чужих вещей и исполнения своих обязанностей; неумышленное действие, имеющее внешние признаки правонарушения ПРИ ОТСУТСТВИИ ЭЛЕМЕНТА ВИНЫ. Объединяет в себе такие события, которые являлись вне волевой сферы человека или вопреки его воле, не могли быть им ни предвидены, ни предотвращены, несмотря на все меры предосторожности» (Мыскин А.В. Категория «случай» в гражданском праве // Российская юстиция. — 2012. — № 10).

Современное уголовное право также не предусматривает ответственности за «несчастный случай», однако «неосторожность» (ст. 24 УК РФ) может иметь правовые последствия, которые, несомненно влекут последствия канонические. Вот пример: священник с медицинским образованием оказывается в ситуации, когда необходима помощь больному, но состояние критическое (например, ДТП, приступ эпилепсии, инсульт, несчастный случай и др.), и он понимает, что шансов на спасение мало. Каковы его действия? Не оказать помощь и попасть под санкции ст. 124 УК РФ или попытаться спасти человека и в случае летального исхода попасть под санкции канонического прещения? Но не кажется ли такой подход фарисейским? Нужны ли прещения, если за небрежность уже предусмотрена уголовная ответственность, а в «несчастном случае» нет состава вины? Ну а где, наконец, место для Промысла Божьего? Полагаю, что в отсылке к каноническим нормам запрет на врачебную деятельность носит неверный подход, иначе следует, как в Средневековье, вообще отнести врачебную деятельность к запретным профессиям для всех христиан, как, например, она рассматривается в «Книге ремесел», составленной в 1296 году Этьеном Буало. А критерием запретности врачебного искусства там как раз служила опять же кровь. К тому же, кроме хирургии, медицина имеет сотни специализаций. А может ли священник быть логопедом, отоларингологом, психологом? Проект не отвечает на этот вопрос, оставляя белые пятна.

Косвенный пример. На автодорогах ежедневно гибнет гораздо больше людей, нежели на больничных койках. Если к этому присовокупить ряд громких автопроисшествий, связанных с клириками, это значит запретить священникам садиться за руль? К чему это приведет? А если представить, что священник – пилот, водитель автобуса, и за его спиной – пассажиры? Эта ответственность несоизмеримо выше, нежели «нанесение ущерба участникам экономического процесса».

Не совсем внятен запрет авторов проекта на предпринимательскую деятельность. Так, авторы ставят особый акцент на поручительство, но, к примеру, в соответствии со ст. 1022 (п. 1) ГК РФ по договору доверительного управления доверительный управляющий, не проявивший должной заботливости об интересах выгодоприобретателя или учредителя управления, возмещает выгодоприобретателю упущенную выгоду за время доверительного управления имуществом, а учредителю управления – убытки, причиненные утратой или повреждением имущества с учетом его естественного износа, а также упущенную выгоду. Доверительный управляющий несет ответственность за причиненные убытки, если не докажет, что эти убытки произошли вследствие непреодолимой силы либо действий выгодоприобретателя или учредителя управления. Норма Гражданского кодекса, устанавливающая общее правило, согласно которому лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы, является диспозитивной: иное может быть предусмотрено договором. Если норма диспозитивна, и участники процесса знали о рисках, то причем тут репутационный вред, на который ссылаются авторы проекта? А вот разве восприемничество в крещении не является, по сути дела, договором поручительства с родителями крещаемого ребенка? Или священнослужителю запрещено быть крестным? Тоже вопрос без ответа…

Из положительных моментов следует признать отсыл проекта к практике участия компетентных светских лиц в хозяйственной деятельности Церкви. Хотя на практике епископы и священники боятся допускать мирян к управлению церковными проектами. Возможно отчасти потому, что сами не обладают должным уровнем компетенций, а деньги жалеют. Хороша практика участия профессионалов в церковных проектах – необходимо больше допускать образованных мирян, и давать им большую область ответственности. А вот если священнослужитель добросовестно исполняет свои мирские обязанности, это лишь увеличит доверие к Церкви как общественному институту и косвенно поспособствует миссионерству.

Также хотелось бы услышать толкование понятия «священнослужители». Кто это – только пресвитеры, или епископы и диаконы? Последним кстати, заповедано «пещись о столах». Как авторы разъясняют (разграничивают) эти понятия?

В отношении запрета сценического пения…. В нашей Церкви есть много клириков, имеющих даже звания Заслуженных, которые выступают с гастролями, собирают концертные залы, на которых исполняют духовные песнопения. А сценическая деятельность хоровых церковных коллективов? А можно ли тогда сочинять симфоническую музыку? А организовывать ее исполнение? Опять будем писать исключения? Но ведь чем больше поправок, тем более несовершенен закон.

То, что скверноприбытчество является грехом, понятно и без пояснений, – авторы верно замечают это в пятом пункте своих выводов: «Недопустимо клирикам быть занятыми в учреждениях, сомнительных с моральной точки зрения: в игорных домах, казино, барах и иных». Недосказанность документа, по моему личному мнению, обусловлена вообще отсутствием в Церкви правовой системы. Да, есть каноны, есть древние правила, совершенно несоответствующие своей бытовой частью современным реалиям. Есть свод решений Архиерейских Соборов. Есть, наконец, «Основы социальной концепции». Но следует признать: как такового канонического права в Церкви нет. Кому тогда понадобились подобные подзаконные акты? Делать отсылки к древним нормам – это равно, что Госдума начнет регулярно ссылаться на Судебник Иоанна III либо вообще на Юстиниановы Новеллы. Причем всем в Церкви понятно, что эти предписания устарели для жизни и не несут сакрального значения, мы лишь боимся признаться вслух, что в отношении гражданской жизни эти нормы давно не работают. И, потакая консервативному крылу, мы все более делаем  Церковь менее понятной для общества, – здесь удручает то, что непонимание происходит в сферах, не имеющих принципиального вероучительного значения.

В системе канонического права должен превалировать  непозитивистский подход, основанный на этических и реальных принципах. Для такого подхода, в отличие от легеистского, характерно объяснение сущности права через понятия справедливости, естественных и неотчуждаемых прав человека. Право – мера общественного порядка, по содержанию право есть средство общественного согласия; по форме право есть нормативно закрепленная и реализованная справедливость.

Надеюсь, что вынесенный на всеобщее обсуждение конечный вариант документа получит свое место в создаваемой системе современного церковного канонического права.

Протоиерей Александр СУВОРОВ

Иллюстрация сайта Вознесенской церкви на Городке